Самой сложной, нервной и нелюбимой моей работой является тема поиска пропавших людей.
Да и не для одного меня. Специализация «поисковик» – есть одна из редких специализаций экстрасенсов и ясновидящих. Даже в Битве экстрасенсов не все так однозначно, как это показывают – опа, и нашелся!
Ежегодно в мире бесследно исчезают десятки тысяч людей. Просто бесследно. Это всегда было и останется одной из самых сложных задач для экстрасенсов.
Эта работа требует очень большой концентрации сил, и после нее наступает неимоверное истощение – энергетическое, эмоциональное и моральное. Тратить силы на поиск пропавшего человека – это одна часть проблемы. Но еще больший упадок сил – вплоть до потери сознания и стойкой сердечной боли на несколько суток – от контакта с близкими людьми пропавшего человека. Их эмоции горя, слез, паники, страха – выбивают напрочь, выжимают все силы и эмоции, так что на конкретно сам поиск не остается уже ни сил, ни концентрации.
Я работал с темами поиска людей. И не только людей. Часто обращались с просьбой искать собак. Но теперь я отказываюсь от этой темы работы. И далее, я расскажу почему.
Один из первых случаев поиска и нахождения человека у меня был в самом начале моей работы. У одной из моих соседок пропал муж. Взрослый дядя, старше 50 лет, периодически впадающий в запои, и «гуляющий» по несколько суток. Но прошло больше времени, чем обычно и она занервничала. И мы начали разбираться, что произошло.
Вот это было достаточно легко. Если человек жив (а он оказался жив), его легко прочувствовать. Я рассказал супруге, какой набор образов у меня получился – наш город, восточное направление, частный сектор, трамвайный путь, высокий зеленый забор. Все… что было – то и сказал. Она отправилась его искать. Двое суток ходила по моему «ориентиру». Нашла.
Рядом с трамвайной веткой, за высоким зеленым металлическим забором находился «реабилитационный» зомби-центр сектантов. Якобы благотворительный центр по реабилитации алкоголиков, где «лечат» библией и трудовым рабством. Пригрозила милицией, потребовала впустить, и нашла там мужа, который там уже трое суток в трусах и панамке полол огурцы и слушал «братьев» о спасении «в Иегове».
В поиске людей использование карт таро дает слабые результаты. Здесь нужно использовать их только как подспорье, основная же нагрузка идет на другое – экстрасенсорное восприятие. И в идеале, если работать с поиском пропавших людей, то не следует никого принимать ни за день до этого, ни в этот день, ни день спустя – нужно сконцентрировать силы, а потом – отойти от перегрузки и истощения.
Вот…самое главное в тематике поиска определить с самого начала – жив ли человек, или мертв.
Если человек жив – то я старался хоть как-то помочь. Если же по всем моим данным выходило, что человек мертв, (а перепроверяю я сам себя и информацию минимум 5 раз разными методами), то я пытался просто кратко, как факт сообщить, что мне сказать нечего. От фотографий таких людей идет пустота, темнота, холод, страх.
Для меня, да и для многих, сказать отчаявшейся, сходящей с ума от горя, утонувшей в слезах мамочке, что ее сын ли дочь – мертвы, есть самая сложная задача. Ведь ко мне, да и к экстрасенсам в целом обращаются ЗА НАДЕЖДОЙ… которой я, увы, тут же их и лишаю. Смертельное известие для них, шрам на сердце мне…
Да, хоть и сложно, но возможно давать людям информацию о ЖИВЫХ «пропажах». Один папа обратился относительно дочери, 14 лет, которая завела привычку сбегать из дому и «путешествовать» по стране. Чаще всего – на Юг, с вытекающими последствиями – ранее взросление, алкоголь, ранняя половая жизнь, приключения, море. В первый раз я и указал на Юг, и на то, что милиция ее в конце-концов найдет. Нашла, притащила домой.
Девочки хватило до следующего теплого сезона – и опять за приключениями. В этот раз ее не было уже полгода. Да, она была жива, но в этот раз мои обещания относительно того, что ее найдут и вернут – не сбылись. Почему? Она сменила тактику, и больше не «катается за приключениями». Помните, как закончилась «Лолита» Набокова? Перегорела, перекипела, набаловалась, и… вышла замуж. Так и девочка осела на одном месте, начала жизнь со взрослым дядькой. Есть ли дело милиции до того, что в поселке появился еще один человечек, когда на весь район – полтора милиционера? Девочка НЕ ЗАХОТЕЛА, чтобы ее нашли, и интуитивно поняла, что «светиться не надо».
Еще один пример благополучного поиска человека. Дедушку с сильным склерозом привезли из Азербайджана к внуку в Одессу на обследование в больницу. Через день дедушка пошел гулять на больничный двор и потерялся. Меня попросили проверить и постараться найти дедушку… И опять – начало с самого главного – жив или нет. Дедушка был жив. Что я сказал – жилой массив, предел 2-5 километров от больницы, нет шума и транспорта, но пересекал оживленную дорогу. Устал, замерз и сидит на одном месте. Найти можно в течение двух суток. Внуку посоветовал – в райотделе заправить машину ППС, и просто поездить по дворам. Милиция отказалась – просто не захотели. И через сутки дедушку нашли через 3 квартала на лавочке во дворе дома.
Это – относительно живых людей. А вот с… с мертвыми. Именно с этим – наибольшая проблема. Проблема многогранная. Во-первых, украинская милиция не особо усердствует с поисками пропавших людей (стоит признать как факт), даже если им дать информацию. Во-вторых – у меня не железное сердце – раз за разом надрывать его себе – говоря родителям и родственникам о том, что их родные мертвы. В-третьих, именно отчаянная вера родственников в то, что он (она) ОДНОЗНАЧНО ЖИВЫ, И НИКАК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНАЧЕ!, очень сбивает информацию.
В их понимании они живы, они ТОЛЬКО живы. И эта установка производит интересный эффект – карты сбиваются, они «задавливаются» эмоциями, страхами, нервами, верой, ожиданиями – ОН ЖИВ! ЕГО НАЙДУТ! Даже если прошли годы, все равно не хочется мириться с фактом смерти.
У многих, как аксиома, стоят два факта, которыми люди спасают себя от принятия неизбежного.
Первый. «Его похитили, его держат в рабстве, его пытают и мучают, его лишают свободы!». Одна дама из области привезла фотографию сына, которого шесть лет назад вечером друзья позвали из дома, и он больше не вернулся. Ее установки – «его похитили и держат в рабстве!». На мой вопрос – кому это надо в полумертвом шахтерском поселке, она сказала – «Я все равно уверена в этом». Я дал ей информацию о том, что не вижу его живым. И это произошло в короткий срок после его пропажи. 15 минут слез у нее, трое суток сердечной боли у меня. И еще сказал – алкоголь, передвижение на транспорте, еще алкоголь, большая компания, ссора, и пустота. «Нет, мой сын не такой! Я его все равно найду! Я поеду в «Жди меня», он жив, я его найду. Мне одна женщина 4 года назад сказала, что он жив! Его держат в рабстве».
Я могу понять и такой самообман, и хватание за соломинку, но у нас – не Чечня и не Дагестан, где похищение в рабство – статья доходов для населения.
В начале 2000-х годов из закрытых шахт Донецкой области доставали сотни трупов тех, кого «он жив, его держат в рабстве», а водоем «Донецкое море» обрел неформальный статус кладбища… И в некоторых этих пропавших покойников еще верят, что они живы.
Второй факт, которым люди себя спасают от неизбежного. «Он попал в аварию (его избили), он потерял память, он не может ничего сказать, не может двигаться, он у кого-то находится в доме». Навеяно «Жди меня»…
Да, и такие случаи были. С таким началом, но не с таким исходом. Пропала женщина, которая по трассе шла из одного села в другое. И пропала. И получилось такое – да, ДТП, да, сбили, да, черепно-мозговая травма, да смерть наступила не сразу. И далее – передвижение и пустота… Проще говоря – отвезли и выбросили, но, увы…не подобрали и не забрали к себе выхаживать. У нас страна – озверевших людей, и я НИ РАЗУ не встречал такого, хоть и не исключаю такую вероятность.
И в-четвертых. После того, как более десяти случаев подряд запросы поиска людей я начинал с ответа: «Он мертв, (она мертва)», я сказал себе – ХВАТИТ. Это странная карма, это не мое, я не хочу. Я не хочу больше отнимать у людей надежду, поэтому лучше не говорить ничего, лучше не разочаровывать. Ведь многие матери живы, пока хранят эту надежду. За 4 года – ни одного из людей, за которых меня спрашивали, не находили живыми, или не находили вообще. Это моя карма – только мертвые. А я больше не могу надрывать себе сердце.
Поэтому, большими буквами скажу – Я БОЛЬШЕ НЕ ЗАНИМАЮСЬ ПОИСКОМ ПРОПАВШИХ ЛЮДЕЙ. ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ИМЕТЬ ХОТЬ КАКУЮ-ТО НАДЕЖДУ – ОБРАЩАЙТЕСЬ К ДРУГИМ. Я НЕ БУДУ ВАМ ВРАТЬ, ЧТО ВАШИ РОДНЫЕ ЖИВЫ, ЕСЛИ ЭТО НЕ ТАК. И НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ СООБЩАТЬ НИ О ЧЬЕЙ СМЕРТИ.
Иногда я давал слабину и говорил после долгих уговоров, что я посмотрю, но дам только один ответ – жив ли человек или мертв. Люди говорили: «да, мы согласны», но потом в 150 случаях из ста вновь начиналось то же самое «ну хоть где он, ну хоть что с ним, ну хоть как он, ну хоть что-нибудь…».
Изнасилованные и убитые дочки, забитые дружками-алкашами сыновья, «топорные» инсценировки самоубийств, прикрытые милицией, потерянные в глухом лесу бабушки…Хватит. Мой предел в этом направлении исчерпан и закрыт.
Один из таких примеров, где я пошел на поводу у матери. Обман во благо. Ложь во спасение.
В другой области пропала 15-летняя девочка. Мама привезла ее фото. Я сразу по фото сказал, что она мертва. Мама начала уговаривать – ну посмотрите, ну а вдруг это не так, ну а вдруг есть шансы… Снова – ей хотелось верить, верить, ВЕРИТЬ…
Я уехал с ней, имел разговор с майором милиции. Первыми моими словами были: «Смерть наступила в течение максимум двух суток с момента пропажи». Я указал ее последовательность действий после того как она вышла из школы в день пропажи, ее маршрут передвижения по городу. Ее посадку в машину, тип машины, употребление алкоголя, маршрут выезда из города. (Спустя время свидетели подтвердили и тип машины, и посадку, и маршрут выезда из города). Но когда ее маршрут вышел через мост за пределы города – у меня все закончилось… началась пустота. Но я решил пойти против себя, не лишать мать надежды. Надо было все закончить, остановиться, стоять на своем. Но я дал матери шансы. Она снова и снова просила все перепроверить… «Она жива, ее бьют, насилуют, дают наркотики и держат в подвале недалеко от города! Я звонила женщине-экстрасенсу в Крыму, она так сказала! Я еще пятерым звонила, они все так сказали! Может вы ошибаетесь».
Я попросил ее перезвонить через неделю. Я не хотел продолжать эту тему. Я перепроверил несколько раз – и здесь началось странное. Она через раз показывалась то мертвой, то живой… В информационное поле девочке уже «засунули» мамины ожидания, «просматривания» ясновидящих, которые или врали или сами верили в ее жизнь. В конце я сказал – «Не теряйте надежды. Ищите. Мне нечего больше сказать».
Весной мама позвонила. Сошел лед с реки, через мост которой переехала эта злополучная машина. Девочку нашли в камышах в 300 метрах от моста. Она была изнасилована, была получена травма головы, ее лицо съели рыбы. Смерть действительно произошла в течение максимум двух суток с момента пропажи.
Все. Я закрываю тему поиска людей. Я не могу врать, но и не хочу лишать людей надежды. А это можно сделать одним способом – не заниматься этим больше.